— А разве ему что-либо угрожает? — удивился Стрэттон.
— Возможно, вы не обратили внимания на то, что низшие классы воспроизводят потомство гораздо чаще аристократии. Хотя простолюдины и не лишены достоинств, им не хватает чувства долга и интеллекта. А подобное скудоумие плодит самое себя: женщина, родившаяся на дне общества, производит на свет дитя, обреченное на повторение ее судьбы. Если же учесть большую плодовитость низших классов, то наша нация рано или поздно превратится в скопище болванов.
— Значит, низшим классам будет отказано в наложении имен?
— Не совсем, и уж точно не вначале — ведь когда станет известна правда о снижающейся фертильности, отказ низшим классам в доступе к наложению имен будет равнозначен приглашению к бунту. И, разумеется, низшие классы должны играть свою роль в нашем обществе — до тех пор, пока их численность держится под контролем. Как мне представляется, такую политику нужно пустить в ход только через несколько лет, когда люди уже привыкнут к наложению имен как к методу оплодотворения. И именно тогда — возможно, одновременно с переписью населения — мы сможем установить предельное число детей, которое будет дозволено иметь каждой конкретной супружеской паре. А далее прирост и состав населения станет регулировать правительство.
— По-вашему, это и есть наиболее подходящее применение такого имени? — усомнился Эшборн. — Ведь наша цель — выживание человечества как вида, а вовсе не спасение элиты.
— Наоборот, суть здесь чисто научная. Наш долг — обеспечить выживание вида, это верно, но также он заключается и в том, что мы должны гарантировать здоровье человечества, поддерживая должный баланс внутри него. Политика тут совершенно ни при чем. Окажись ситуация противоположной, мы стали бы проводить другую линию и увеличивать численность рабочих.
— А не может ли улучшение условий жизни бедняков со временем привести к рождению у них и улучшенного потомства? — предположил Стрэттон.
— Вы подумали об изменениях, к которым могут привести ваши дешевые двигатели, не так ли? — с улыбкой осведомился Филдхарст, и Стрэттон кивнул. — Как ваши, так и мои предполагаемые реформы могут взаимно усилить друг друга. Регулирование численности низших классов приведет к росту их уровня жизни. Однако не ждите, что простое увеличение экономического комфорта повысит их умственные способности.
— Но почему?
— Вы забываете о самоподдерживающейся природе культуры, — напомнил Филдхарст. — Мы видели, что все человеческие мегазародыши одинаковы, однако никто не осмелится отрицать межнациональные различия — как в облике, так и в темпераменте. Их единственной причиной может быть только материнское влияние, поскольку материнское лоно есть сосуд, внутри которого воплощается социальное окружение. Например, женщина, прожившая всю жизнь в Пруссии, естественно, родит ребенка с характером пруссака. Именно таким образом национальные особенности сохраняются столетиями, несмотря на многочисленные исторические события. И совершенно нереалистично полагать, будто бедняки в этом отношении чем-то отличаются.
— Будучи зоологом, вы, несомненно, разбираетесь в этих вещах лучше нас, — сказал Эшборн, взглядом заставив Стрэттона промолчать. — И мы станем полагаться на ваши выводы.
Остаток вечера разговор шел на другие темы, и Стрэттон, как мог, держал себя в руках и сохранял внешнее дружелюбие. Наконец, когда Филдхарст ушел, Стрэттон и Эшборн спустились в лабораторию, чтобы поговорить наедине.
— И этому человеку мы согласились помогать?! — воскликнул Стрэттон, едва закрыв за собой дверь. — Он же собрался разводить людей, как породистый скот!
— Наверное, нам не следовало бы так удивляться, — вздохнув, ответил Эшборн и уселся на лабораторный стул. — Ведь цель нашей группы — воспроизвести для людей процедуру, предназначенную только для животных.
— Но ведь не за счет свободы личности! Я не хочу в этом участвовать.
— Не горячитесь. Чего вы добьетесь, покинув группу? Поскольку ваши усилия вносят существенный вклад в успех нашего дела, ваш уход лишь усугубит угрозу, нависшую над человечеством. И наоборот, если группа добьется успеха без вашей помощи, то политика лорда Филдхарста будет воплощаться с гораздо большим рвением.
Стрэттон попытался успокоиться. Эшборн был прав, и Роберт это понимал. Помолчав, он сказал:
— Тогда какие действия нам следует предпринять? С кем мы можем связаться? Есть ли среди членов парламента те, кто способен выступить против предложенной лордом Филдхарстом политики?
— Думаю, что подавляющая часть аристократии разделит мнение лорда Филдхарста по этому вопросу. — Эшборн подпер пальцами лоб и неожиданно показался Роберту очень старым. — Мне следовало бы такое предвидеть. Моя ошибка заключалась в том, что я всегда смотрел на человечество как на единый вид. Увидев, как Англия и Франция совместно движутся к общей цели, я позабыл о том, что не только нации могут выступать друг против друга.
— А что если мы тайно сообщим имя рабочим классам? Тогда они смогут сами изготовить иглы и налагать его.
— Да, смогут, но наложение имени — процедура деликатная, и ее лучше проводить в лаборатории. К тому же я сомневаюсь, что эту операцию можно выполнять в необходимых масштабах, не привлекая внимания правительства.
— Но существует ли альтернатива?
Собеседники надолго задумались, потом Эшборн сказал:
— Помните наш разговор об имени, которое индуцирует два поколения зародышей?